Княжнин, Яков Борисович

Известный драматург, род. 23 октября 1742 г., ум. 14 января 1791 г. Происходил из дворян Псковской губернии, до 15 лет воспитывался дома, потом был привезен своим отцом в Петербург и отдан на воспитание к адъюнкту академии наук Карлу Фридриху Модераху; одновременно Княжнин посещал и пансион Лави, где изучал французский, немецкий и итальянский языки. По окончании учения, Княжнин в 1764 г. вступил в Иностранную коллегию юнкером; благодаря знанию языков он был скоро произведен в переводчики. Сухая канцелярская работа была, однако, совершенно не в натуре Княжнина; он перешел на службу в канцелярию о строений домов и садов к известному И. И. Бецкому; но и здесь служба показалась ему скучна и неинтересна. Тогда он задумал поступить в военную службу, и благодаря протекции фельдмаршала графа К. Г. Разумовского был назначен, с чином капитана, адъютантом при дежурных генералах. Тут, попав в круг богатой военной молодежи, Княжнин увлекся карточной игрой и в скором времени половину имения проиграл, а остальное расстроил. Между тем написанная им в 1709 г. трагедия "Дидона" сблизила его с А. П. Сумароковым и на младшей дочери его, Екатерине, Княжнин женился. После свадьбы Княжнин зажил открытым домом и в 1773 г. с ним случилось несчастье: он растратил 5773 руб. казенных денег, не мог их заплатить и попал под суд. Военная коллегия приговорила его к разжалованию в солдаты. Княжнин числился солдатом до 1777 г., когда Екатерина II помиловала его и приказала вернуть ему капитанский чин, с которым Княжнин и вышел в отставку в том же 1777 году. Четыре года прожил он в уединении, занимаясь исключительно литературой. После того Княжнин, по приглашению Бецкого, поступил к нему секретарем. Несмотря на множество канцелярских дел по обширному управлению своего начальника, Княжнин находил время и для литературных занятий и, кроме того, по приглашению известного графа Ф. Е. Ангальта, преподавал кадетам Сухопутного Шляхетного кадетского корпуса уроки "российского штиля". В 1783 г. Княжнин, избранный в члены Российской Академии, много потрудился над составлением ее "Словаря", сотрудничая в то же время в "Собеседнике любителей российского слова". В 1787 г. Княжнин издал собрание своих сочинений и поднес императрице, за что получил от нее благодарность и богатый подарок.

Начало литературной деятельности Княжнина относится еще к школьному периоду его жизни, когда им была написана "Ода к Икару", которая, однако, в печати не появилась; первым напечатанным произведением Княжнина была написанная им в 1769 г. трагедия "Дидона". Затем он сотрудничал в "С.-Петербургском Вестнике" 1778 г., в "Собеседнике любителей российского слова" 1783 и 1784 гг. и в "Новых Ежемесячных Сочинениях" 1787 г.

В русской литературе Княжнин известен, главным образом, своими драматическими произведениями. Он написал семь трагедий в стихах: "Дидона", в 5 д. (СПб. 1769 г. и М. 1801 г. и в "Российском Театре", часть XXXII. 1790 г.), "Владимир и Ярополк" (в 5 д., СПб. 1772 г. и М. 1801 г. и в "Росс. Театре", ч. ХХХIV, 1790 г.), "Росслав" (в 5 д. СПб. 1784 г. и в "Росс. Театре" ч. VI, 1787 г.), "Титово милосердие" (в 4 д., СПб. 1790 г. и в "Росс. Театре", ч. XXXII, 1790 г.), "Софонисба" (в 5 д., СПб. 1790 г. и в "Росс. Театре", ч. XXXIV, 1790 г.), "Владисан" (в 5 д., СПб. 1786 г. и М. 1789 г. и в "Росс. Театре", ч. XXXII, 1790 г.), "Вадим Новгородский" (в 5 д. СПб. 1793 г. в "Росс. Театре", ч. XXXIX, 1793 г. и в "Русской Старине", 1871 г. т. 3, № 6, стр. 723); затем, им написаны четыре комедии: "Хвастун" (в стихах, в 5 д., СПб. 1786 г., изд. 2-е, СПб. 1829 г. и в "Росс. Театре", ч. X, 1787 г.), "Чудаки" (в стихах, в 5 д., СПб. 1793 г. и в "Росс. Театре", ч. XLI, 1794 г.), "Траур или утешенная вдова" (в прозе, в 2 д. СПб. 1794 г.) и "Неудачный примиритель или без обеда домой поеду" (в прозе, в 3 д.. СПб. 1790 г., изд. 2-е, СПб. 1803 г. и в "Росс. Театре", ч. XXXIII, 1790 г.); наконец Княжнину принадлежат еще пять комических опер: "Несчастье от кареты" (в 2 д., СПб. 1779 г. и в "Росс. Театре", ч. ХХIV, 1788 г.), "Сбитенщик" (в 3 д., М. 1788 г. СПб. 1790 г. и в "Росс. Театре", ч. XXX, 1789 г.), "Скупой" (в 1 д., СПб. 1778 г., М. 1801 г. в "Росс. Театре", ч. XXX, 1789 г. и без даты в Москве), "Притворно-сумасшедшая" (в 2 д. М. 1801 г.) и "Мужья женихи своих жен" (в 2 д.), Княжнин написал еще одну мелодраму "Орфей". По характеру своих произведений Княжнин принадлежит к ложноклассической школе и является как бы преемником Сумарокова, которого он превзошел лишь чистотой и правильностью языка, стройностью и звучностью стиха. В остальном трагедий Княжнина ниже трагедий Сумарокова: между тем как в последних, при всех их недостатках, все-таки заметно некоторое одушевление, видно драматическое движение, в первых эти достоинства почти отсутствуют: монологи Княжнина полны риторического шума и напыщенности, его герои больше говорят, чем действуют. Существенным недостатком трагедий Княжнина является также их подражательность, приближающаяся местами к простому переводу. Так "Дидона" написана по образцу одноименной французской трагедии Лефранка Помпиньяна, с некоторыми заимствованиями из одноименной же итальянской драмы Метастазио. "Титово милосердие" почти целиком является переделкой драмы последнего. "Владимир и Ярополк" есть подражание Расиновой "Андромахе" и до того близкое, что некоторые явления просто переведены с французского, "Софонисба" - вольный перевод Вольтеровой "Софонисбы", "Владисан" - подражание "Меропе" Вольтера, "Росслав", несмотря на кажущуюся оригинальность, написан по образцам французских трагедий вообще. Пушкин был вполне прав, назвав Княжнина переимчивым. Однако, при всех своих недостатках, трагедии Княжнина имели воспитательное значение: ими вводилась в общее сознание патриотическая идея государственности, из которой определялся долг человека и гражданина. Из всех трагедий Княжнина наибольшей популярностью у современников пользовались "Дидона" и "Росслав". С художественной точки зрения первая, бесспорно, лучшая трагедия Княжнина, "Росслав" же стоит очень невысоко. Попытка нарисовать идеал гражданина, выше всего ставящего благо и славу отчизны, не удалась Княжнину. Росслав - герой только на словах; его поступки совершенно не соответствуют высокопарным монологам и он, поэтому, вышел более похожим на хвастуна, чем на идеального героя. Из остальных трагедий Княжнина особенную известность приобрел "Вадим", но не столько своими достоинствами, сколько особыми обстоятельствами, сопровождавшими появление его в печати: "Вадим" был написан и приготовлен к постановке на сцене еще в 1789 г., но, ввиду разразившихся в Западной Европе событий, Княжнин счел представление этой трагедии несвоевременным и взял ее из театра обратно. По смерти автора "Вадим" попал к книгопродавцу Глазунову. Глазунов доставил трагедию княгине Дашковой, которая разрешила ее напечатать в 39 части "Российского Театра"; но в трагедии этой были усмотрены революционные тенденций и по сенатскому указу "Вадим" был сожжен рукой палача. История эта наделала много шума и "Вадим" очень долго был в числе запрещенных книг.

Комедии и комические оперы Княжнина также не отличаются самостоятельным творчеством, но они все-таки выше его трагедий: несмотря на отсутствие истинного комизма, в них много неподдельной веселости, видно отражение современной автору жизни, написаны они языком более естественным, чем трагедии. Лучшая комедия Княжнина "Хвастун", в которой осмеивается тщеславие, есть переложение французской комедий де Брюйэ "L"important". Она также не чужда значительных недостатков: помимо утрировки характеров, искусственности развязки и отчасти завязки, комедия страдает отсутствием серьезно-сатирического взгляда на осмеиваемый порок. Комедия "Чудаки", оригиналом для которой послужила французская комедия Детуша "L"homme singulier", есть собственно не комедия, а собрание портретов, которые являются в отдельных сценах, не имеющих внутренней связи. Все внимание автора посвящено здесь обрисовке комических лиц, чем и объясняется плохая постройка плана, бедность действия и длинноты. Хотя портреты молодого щеголя и сантиментального юноши, взятые из современной русской жизни, и написаны удачно, но главный персонаж, чудак Лентягин, вышел неестественным, так как почти целиком заимствован из французской комедии и совершенно чужд русской жизни.

Из комических опер обращает на себя внимание "Несчастье от кареты". В ней автор, с одной стороны, нападает на господствовавшую тогда в русском обществе французоманию и на нравственную неустойчивость русского дворянства, с другой - показывает, как жалка может быть участь крестьян-рабов, находящихся во власти таких господ. Эта пьеса имеет историческое значение, служа выражением тех понятий, которые впоследствии легли в основу истинного просвещения и внесли новые отношения между сословиями. Кроме того, она замечательна тем, что в ней автор воздержался от заимствований. В остальных комедиях и комических операх Княжнина, написанных в подражание французским образцам, рассеяно много прекрасных мыслей о важности воспитания, о необходимости образования для женщин, об истинном благородстве, на каждом шагу встречаются нападки на общественные недостатки и пороки: испорченность большого света, невежество, внешний лоск при умственной и нравственной пустоте, испорченность и тщеславие дворянства, французоманию и презрение ко всему родному.

Кроме драматических произведений Княжнин написал много мелких стихотворений и четыре прозаические статьи: 1) "Отрывок Толкового Словаря" - перевод из французской книги "Dictionnaire des gens du monde". "Отрывок" - произведение сатирического характера: словам дается значение, противоположное прямому их смыслу и тем указывается на злоупотребления; 2) "Отрывки из Риторики" - часть руководства, написанного им для своих учеников-кадет на основании французских руководств; 3) "Речь о пользе воспитания и о соединении талантов с благонравием, произнесенная в публичном собрании Академии Художеств, при выпуске из нее питомцев в 1779 г." - в ней автор высказывает горячее сочувствие к просвещению и рисует заслуги Екатерины II в деле воспитания и 4) "Речь, говоренная кадетам Сухопутного Шляхетного кадетского корпуса, об употреблении времени в пользу" (СПб. 1786 г.) - содержит мысли, извлеченные из сочинения Ролленя "Traite des etudes".

Из стихотворений Княжнина "Вечер" и "Письмо к Г. Д. и А." знакомят с философическими воззрениями автора: он смотрит на жизнь, как на поприще наслаждений чистых и честных; условием наслаждений поставлена умеренность. Взгляд Княжнина на искусство вообще и поэзию в частности выражен в двух "Посланиях". В одном из них ("Послание к российским питомцам свободных художеств") говорится, что питомцу искусства для приобретения славы мало одного таланта, а нужно еще просвещение и, главное, "исправленные нравы". "Послание к трем грациям", как бы в pendant к предыдущему, развивает мысль, что одно искусство, без дарования, не может восхищать и пленять; для достижения этой цели надо отбросить все "риторические бисеры", которых, заметим кстати, сам автор далеко не чужд. "Письмо к княгине Дашковой на случай открытия Академии Российской", восхваляя деятельность Екатерины II на пользу просвещения, содержит сатирическую выходку против сочинителей торжественных од. Одописание Княжнин осмеивает также в стихотворении "От дяди стихотворца Рифмоскрипа", в басне "Меркурий и Аполлон, согнанные с небес" и в сказке "Волосочесатель-сочинитель". В "Исповедании жеманихи" и в сказке "Живописец в полону" автор нападает на щегольство, кокетство, подражание французским обычаям и употребление французского языка. Сказка "Судья и вор" представляет собой сатиру на взяточничество и судейскую бессовестность, сказка "Добрый совет" - на чванство людей, добившихся дворянства.

После смерти Княжнина, в его бумагах найдены были начатые произведения: поэма "Петр Великий", трагедия "Пожарский" и поэма "Попугай".

Кроме всех вышеупомянутых произведений, Княжнину принадлежит много переводов: он перевел белыми стихами "Генриаду" Вольтера (СПб. 1777 г. и М. 1790 г.), несколько трагедий Корнеля (Трагедии Петра Корнелия, ч. I. Смерть Помпеева, Цинна, Сид. СПб. 1779 г. - переводы белыми стихами; Родогуна, трагедия Петра Корнелия в 5-ти д. M. 1788 г. перевод белыми стихами), роман в прозе ("Несчастные любовники, или истинные приключения графа Коминжа, наполненные событий жалостных и нежные сердца чрезвычайно трогающих", с франц. СПб. 1771 г.), несколько идиллий Гесснера (в "С.-Петербургском Вестнике" 1778 г.) и "Записки историографические о Морее, покоренной оружием венецианским, о царстве Негропонтском, и о прочих близлежащих местах, также и о тех, которые в Далмации и в Эпире приведены под власть Венеции, с начала турецкой войны, наставшей 1681 году и продолжавшейся до 1687 г., с описанием крепостей Кастель-Ново и Хнина", с итальянского, 2-я ч. СПб. 1769 г. Первое собрание сочинений Княжнина было издано самим автором в 4-х ч., СПб. 1787 г.; издание 2-е, в 5-ти частях, М. 1802-1803 гг.; издание 3-е, в 5-ти ч., СПб. 1817-1818 гг., с биографией. Новое издание Смирдина, в 2-х ч. СПб. 1817 г.

Геннади, "Справочный словарь"; М. Н. Лонгинов, "Я. Б. Княжнин и трагедия его Вадим" в "Русск. Вестн." 1860 г., № 4, февраль, кн. 2-я, стр. 631-650; В. Я. Стоюнин, "Еще о Княжнине и его трагедии Вадим". - "Русск. Вестн." 1860 г., № 10, май, кн. 2-я, стр. 103-108; "Из розыскного дела о трагедии Княжнина Вадим". "Русск. Арх.", 1863 г., вып. 5-6, стр. 467; "Из записок С. Н. Глинки" - "Русск. Вестн.", 1866 г., № 1; Сенатский указ о сожжении книги "Вадим" - "Русск. Стар.", 1871 г., № 7, стр. 91-92; "Материалы для полного собрания сочинений некоторых известных писателей. Княжнин" - "Русск. Арх.", 1866 г., № 11-12, стр. 1770"; "Поправка о Княжнине" - "Русск. Арх.", 1873 г., кн. 2-я, стр. 1796 и стр. 02297; В. Я. Стоюнин, "Княжнин-писатель" - "Историч. Вестн.", 1881 г., т. V, № 7, "Полное собрание сочинений кн. П. А. Вяземского". СПб. 1878 г., т. I стр. 30, т. V, стр. 130.

{Половцов}

Княжнин, Яков Борисович

Известный драматург прошлого столетия. Род. 3 октября 1742 г. в Пскове, в дворянской семье; воспитывался дома до 16 лет, а затем был отвезен в Петербург, в гимназию при академии наук, под руководство профессора Модераха; здесь он пробыл семь лет. Языкам французскому, немецкому и итальянскому К. научился у содержателя пансиона Лови. Еще на школьной скамье К. начал литературную деятельность, писанием од и мелких стихотворений. По окончании курса К. поступил в иностранную коллегию юнкером, был назначен переводчиком, служил в канцелярии о строении домов и садов, но скоро перешел в военную службу и был адъютантом при дежурном генерале. В 1769 г. он выступил со своей первой трагедией, "Дидоной", шедшей сперва в Москве, а потом на придворном театре, в присутствии императрицы Екатерины. Благодаря этой трагедии К. сошелся с А. П. Сумароковым и женился на его старшей дочери (см. Княжнина). В течение трех лет он написал трагедию "Владимир и Ярополк" и комические оперы "Несчастие от кареты" и "Скупой" и перевел роман графа Коминжа "Несчастные любовники" (СПб., 1771). В 1773 г., за совершенную по легкомыслию растрату (около 6000 руб.), К. был отдан под суд военной коллегии, которая присудила его к разжалованию в солдаты; но императрица простила его, и в 1777 г. ему вернули капитанский чин. За это время К. перевел "Генриаду" Вольтера и несколько трагедий Корнеля и Кребильона, белыми стихами. В 1781 г. его пригласил к себе на службу И. И. Бецкий, настолько доверявший ему, что ни одна бумага не миновала его редакции; ему же принадлежит редакция записки об устройстве воспитательного дома. В 1784 г. была поставлена в СПб. его трагедия "Росслав", принятая публикой с восторгом. Зрители непременно хотели видеть автора, но скромный К. не вышел на сцену и за него изъявлял благодарность публике Дмитриевский, отличившийся в первой роли. С этих пор дом К. становится литературным центром, сам К. попадает в члены российской академии и приобретает благосклонность княгини Е. Р. Дашковой. Императрица Екатерина заказывает трагедию К., и он в три недели пишет "Титово милосердие". Затем в течение одного года (1786) появляются трагедии "Софонисба" и "Владисан" и комедия "Хвастун". В то же время К. успевает давать уроки русского языка в сухопутном шляхетском корпусе. В дальнейших работах для театра К. сосредоточился на комедии и комической опере ("Сбитенщик", "Неудачный примиритель", "Чудаки", "Траур, или Утешенная вдова", "Притворно сумасшедшая"), и только в 1789 г. написала трагедия "Вадим Новгородский". Но французская революция и вызванная ею реакция при русском дворе подсказали К., что выступать с таким произведением, где основатель русского государства трактуется как узурпатор и восхваляется политическая свобода - было бы несвоевременно, и он отказался от мысли видеть своего "Вадима" на сцене. О трагедии знали только близкие к К. люди, и поэтому он не лишился благоволения императрицы, которая приказала отпечатать собрание сочинений его за казенный счет и отдать автору. В 1791 г. 14 января К. скончался от простудной горячки; похоронен в СПб. на Смоленском кладбище. Смерть К. избавила его от крупных неприятностей, какие ему угрожали за его трагедию "Вадим". Трагедия эта, вместе с другими бумагами К., попала к книгопродавцу Глазунову, а от него к княгине Дашковой. Княгиня была в это время не в ладах с императрицей и не без умысла напечатала "Вадима" (1793). Опасность трагедии заметил И. П. Салтыков. В результате "Вадим" был уничтожен как в отдельном издании, так и в 39-й части "Российского Феатра". Разошедшиеся экземпляры в течение нескольких лет конфисковались у книгопродавцев и публики.

За К. утвердился меткий, данный ему Пушкиным, эпитет "переимчивого". Не ограничиваясь подражанием европейским образцам, он часто заимствовал целые тирады, преимущественно из французских классиков, а иногда просто переводил их пьесы, без указания источника. В русской литературе XVIII в. это считалось, однако, почти достоинством, и К. стяжал прозвище "российского Расина". Современники не ставили ему в упрек даже оперу "Сбитенщик", хотя это копия с Аблесимовского "Мельника". Наиболее оригинальным К. является в пьесах "Вадим" и "Росслав", хотя и в последней трагедии, по замечанию Мерзлякова, Росслав (в 3 явлении 3 акта) "как молотом поражает Христиерна высокими словами, заимствованными из трагедий Корнеля, Расина и Вольтера". В "Дидоне" К. подражал Лефран-де-Помпиньяну и Метастазию; "Ярополк и Владимир" - копия с "Андромахи" Расина; "Софонисба" заимствована у Вольтера; "Владисан" повторяет Вольтерову "Меропу"; "Титово милосердие" - почти сплошной перевод из Метастазия; "Хвастун" - почти перевод комедии де Брюйе "L"important de cour"; "Чудаки" - подражание "L"homme singulier" Детуша. Вся эта широкая система заимствования отнюдь не лишает пьес К. серьезного историко-литературного значения. К. является хронологически вторым русским драматургом после Сумарокова. "Отец российского театра" несомненно превосходил К. драматическим талантом, но зато К. ушел далеко вперед в выработке сценического языка и в фактуре стихов. К. больше Сумарокова страдает наклонностью к риторике, но вместе с тем обладает большой технической виртуозностью; целый ряд его стихов становился ходячими цитатами: "Тиранка слабых душ, любовь - раба героя; коль счастья с должностью не можно согласить, тогда порочен тот, кто счастлив хочет быть"; "Исчезнет человек - останется герой"; "Да будет храм мой - Рим, алтарь - сердца граждан"; "Тот свободен, кто, смерти не страшась, тиранам не угоден" и т. п. Еще важнее внутреннее достоинство трагедий К. - построение многих пьес преимущественно на гражданских мотивах. Правда, герои К. - ходульные, но они пылают благородством и в своих сентенциях отражают философию века просвещения. Лучшие комедии К., "Хвастун" и "Чудаки", также не лишены достоинств. Несмотря на заимствования, К. удалось придать им и много русских черт. Так как здесь риторика была не нужна, то язык, которым говорят действующие лица комедий, вполне простой, разговорный, несмотря на рифмованные стихи. Комедии главным образом направлены против французомании, тщеславия, желания "казаться, а не быть", отчасти против сословных предрассудков и проч. Сочинения К. имели четыре издания; 3-е изд. (СПб., 1817-18) снабжено биографией; 4-е изд. (1847 г.) - Смирдина.

См. статьи Стоюнина в "Библиотеке для Чтения" (1850, №№ 5-7) и в "Историческом Вестнике" (1881, №№ 7-8), А. Галахова в "Отечественных Записках" (1850), M. Лонгинова в "Русском Вестнике" (1860 №№ 4-10), "Русский Архив" 1863-1866 гг., "Русская Поэзия" С. А. Венгерова (вып. IV). "Вадим Новгородский" перепечатан в "Русской Старине" (1871 г., т. III).

{Брокгауз}

Княжнин, Яков Борисович

Один из главных представителей ложноклассицизма в русской литературе; оперный либреттист, род. 3 октября 1742 в Пскове, ум. 1791. После военной и гражданской службы, К. поступил сначала в секретари к И. Бецкому, а затем преподавателем в кадетский корпус. К. написал либретто 8 опер: "Несчастье от кареты", СПб. 1779, "Притворно сумасшедшая" - 1789, "Мужья женихи жен своих" - 1784, "Сбитенщик", СПб. (1789, пользовался крупным успехом), "Скупой", "Трое ленивых", "Рыбак и дух", "Добродетельный волшебник", мелодрама "Орфей".

(Ф. ).

Княжнин, Яков Борисович

отец Б. Я. Княжнина (см.), писатель-драматург, р. 23 окт. 1742 г., † 1791 г. 14 янв. в чине надв. сов., почетн. член И. А. X.

{Половцов}

Княжнин, Яков Борисович

Известный русский драматург екатерининской эпохи. Сын псковского вице-губернатора, К. получил образование в гимназии при Академии наук; изучил французский, немецкий и итальянский яз. В 17 лет уже печатал стихи в журнале "Трудолюбивая пчела" Сумарокова . С 1764 был на гражданской и военной службе; проиграв казенные деньги , вышел в отставку и, покинув столицу, занялся исключительно литературным трудом. Для заработка переводил Вольтера ("Генриада"), Корнеля, Кребийона, Гесснера.

Лит-ая известность К. началась с трагедии "Дидона" ; всего он написал 7 трагедий (из них: "Росслав", "Титово милосердие" - по заказу Екатерины), 4 комедии (лучшие - "Хвастун" и "Чудаки"), 8 комических опер (лучшие - "Сбитенщик" и "Несчастье от кареты"), мелодраму и ряд стихотворений, литературно незначительных. Пьесы К. прочно держались в репертуаре. К. пользовался славой "Российского Расина". В 1783 был выбран членом Российской академии. Последняя трагедия К. "Вадим" , напечатанная после смерти К. [в 1793], вызвала цензурные гонения как "очень язвительная против монархической власти" и вследствие этого была изъята.

Творчество К. формируется под воздействием французского классицизма XVIII в., затронутого уже влиянием мещанской драмы. Сюжеты трагедий заимствованы у Вольтера, Расина, Метастазио и др., в комедии К. подражал Мольеру, Бомарше, Детушу. Трагедии К. риторичны, местный колорит в них отсутствует. Комедии и комические оперы обладают большими литературными достоинствами: стройностью композиции, комическими положениями, живой обрисовкой характеров, образным и легким яз., изобилующим однако галлицизмами.

К. явился выразителем психоидеологии передовых слоев господствовавшего класса - дворянства: отсюда у него упор на обязанности монарха и гражданина. Столкновение двух идеологий - монархической и республиканской ("Вадим") - разрешается К. в пользу первой, но с несомненной симпатией к представителям политического свободолюбия. Быт "поселян" идеализирован в духе сентиментализма.

Сатира К. в комедиях бичует французоманию, взяточничество, отсутствие сознания гражданского долга и чувства чести в дворянской среде. Его "Хвастун" - прототип гоголевского Хлестакова.

Библиография: I. Собр. сочин. Княжнина, 4 тт., СПб., 1787 (изд. 2-е, 5 чч., СПб., 1802-1803; изд. 3-е, 5 чч., СПб., 1817-1818, с биографией автора - лучшее изд.; изд. 4-е, 2 тт., СПб., 1847-1848); Вадим Новгородский, Трагедия Я. Княжнина, с предисл. В. Саводника, М., 1914; значительнейшую часть од, сатир и мелких стихотворений, биографич. очерк, прилож. к изд. сочин. Княжнина, 1818, вместе е разбором его стихотворений А. Д. Галахова, см. в "Русской поэзии XVIII в.", под ред. С. А. Венгерова, вып. IV, СПб., 1894.

II. Стоюнин В., Княжнин-писатель, "Исторический вестник", 1881, № 7-8; Записки С. Н. Глинки, СПб., 1895; Веселовский Ю. А., Идейный драматург, Лит-ые очерки, М., 1900; Замотин И., Предание о Вадиме Новгородском в русской литературе, "Филологические записки", 1899-1900; Moкульский В. Н., Комические оперетты XVIII в., Одесса, 1911; Варнеке Б., История русского театра, изд. 2-е, Казань, 1914; Плеханов Г. В., История русской общественной мысли, т. III, М., 1925 (и в "Собр. сочин.", т. XXII, М., 1925); Всеволодский-Гернгросс В. Н., История русского театра, т. I, М., 1929; Сакулин П. Н., Русская литература, ч. 2, М., 1929.

- . Сын Б. И. Княжнина, товарища псковского воеводы (1746), прокурора в… … Словарь русского языка XVIII века

Известный драматург (1742 1791), сын псковского вице губернатора. Поступил в гимназию при Академии Наук, выучился языкам: французскому, немецкому и итальянскому. Еще в гимназии читал Метастазия, Расина, Галлера, Геснера и написал оду. Служил в… … Биографический словарь

Русский писатель, член Российской академии (1783). Сын вице губернатора. Учился в гимназии при АН (1750‒55). С 1762 на военной службе. В 1778 стал секретарём И. И. Бецкого. Писал… … Большая советская энциклопедия Большой Энциклопедический словарь

КНЯЖНИН Яков Борисович - (1740—1791), русский драматург. Трагедии, в т.ч. «Дидона» (1769), «Владимир и Ярополк» (1772), «Росслав» (1784), «Владисан», «Софонизба» (обе — 1786), «Вадим Новгородский» (1789, опубл. 1793, сожжена по приказу Екатерины II; вновь опубл … Литературный энциклопедический словарь

Яков Борисович Княжнин (3 (14) октября 1740 (1742?), Псков 14 (25) января 1791, Санкт Петербург) известный русский писатель и драматург, член Российской академии (1783), представитель русского классицизма. Содержание 1 Детство и юность 2 Первые … Википедия

Известный драматург прошлого столетия. Род. 3 октября 1742 г. в Пскове, в дворянской семье; воспитывался дома до 16 лет, а затем был отвезен в Петербург, в гимназию при академии наук, под руководство профессора Модераха; здесь он пробыл семь лет … Энциклопедический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона

Княжнин Яков Борисович

К няжнин Яков Борисович - известный драматург (1742 - 1791), сын псковского вице-губернатора. Поступил в гимназию при Академии Наук, выучился языкам: французскому, немецкому и итальянскому. Еще в гимназии читал Метастазия, Расина, Галлера, Геснера и написал оду. Служил в коллегии иностранных дел, затем поступил на военную службу и был адъютантом при дежурных генералах. В 1769 году была поставлена в эрмитажном театре, в присутствии императрицы , первая трагедия Княжнина "Дидона", не сходившая потом с репертуара 40 лет. При постановке "Дидоны" в Москве Княжнин сошелся с и женился на его старшей дочери. Дружба с богачом и кутилой втянула Княжнина в жизнь не по средствам: он потерял все свое состояние и растратил около 6000 рублей казенных денег, за что определением военного суда приговорен к разжалованию. Екатерина II помиловала его и вернула ему капитанский чин. До катастрофы Княжнин написал трагедию "Владимир и Ярополк", комедию "Скупой" и комическую оперу "Несчастие от кареты". Вынужденный катастрофой искать средств к жизни, Княжнин принялся за переводы (Вольтера, Корнеля, Кребильона, идиллий Геснера). В 1781 году Княжнин получил место секретаря по управлению Смольным институтом, конторой о строении садов и домов и воспитательных домов (устав последнего был редактирован Княжниным). Княжниным редактированы все деловые бумаги Бецкого. С 1781 года Княжнин давал уроки русского языка в Сухопутном Шляхетном корпусе. вспоминает о Княжнине как о хорошем преподавателе. В 1783 году Княжнин избран в члены Российской академии. В 1784 году с громадным успехом поставлена вторая знаменитая в свое время трагедия Княжнина "Росслав", с участием . За нею последовали "Софонизба", "Владисан", "Вадим", комедии "Хвастун", "Чудаки", "Неудачный примиритель", "Траур, или Утешенная вдова", "Притворно сумасшедшая", комическая опера "Сбитенщик". В 80-х годах XVIII столетия Княжнин пользовался славой "российского Расина". Ему поручают написать "Титово милосердие" для придворного спектакля. К тому же времени относится ряд мелких произведений Княжнина: сказки и басни, "Стансы к Богу", письмо в стихах "Ты и Вы", "Исповедание жеманихи", "От дяди стихотворца Риемоскрыпа", послания княгине и пр. Незадолго до смерти трагедия "Вадим", в которой усмотрена была политическая неблагонамеренность, чуть было снова не вызвала бури в жизни Княжнина: восхваление политической свободы напуганному французской революцией правительству показалось чуть не призывом к бунту, и Княжнин поспешил взять обратно "Вадима". Пьеса не получила распространения. Княжнин целиком подражателен, "переимчив", как метко определил его . Пьесы Княжнина в значительной степени - переделки и позаимствования у французских и итальянских писателей: в трагедии "Владисан" образцом для Княжнина послужила вольтеровская "Меропа", "Владимир и Ярополк" - подражание "Андромахе" Расина, "Софонизба" заимствована у Триссино и у подражателя его Лоре, "Хвастун" - у Детуша и т.д. Подобные заимствования и подражания не были недостатком в глазах современников Княжнина; пьесы его пользовались неизменным успехом. Главная заслуга Княжнина - выработка отличного, по тому времени, слога и, сравнительно с Сумароковым, легкого, красивого стиха. Трагедии Княжнина имели воспитательное значение; они проникнуты идеями нравственного долга, духом патриотизма, гражданской свободы. Многие выражения из трагедий и комедий Княжнина были в свое время ходячими, общепринятыми. Комические оперы "Сбитенщик" и "Несчастие от кареты" (последняя была любимой комической оперой Екатерины II) любопытны по своему народническому колориту. "Сбитенщик" подал мысль об устройстве в Петербурге театра для народа; он и был основан, но просуществовал недолго, за отсутствием подходящего репертуара. В опере "Несчастие от кареты" дана очень яркая бытовая картина; основная тенденция пьесы не проступает отчетливо, но картина крепостнических ужасов обрисована не менее ярко, чем в "Путешествии" . Политическое свободомыслие Княжнина, его понимание главного социального зла того времени - крепостничества, его симпатия к "почтенным питателям рода человеческого" (слова Княжнина), отвращение к "деревенским угнетателям" не подлежат сомнению. "Деревенских угнетателей", и в весьма непривлекательном свете, Княжнин вывел в комедии "Хвастун" - в лице Простодума. Политическое свободомыслие Княжнина ясно выражено в трагедии Княжнина "Вадим" (борьба республиканца Вадима с самодержцем Рюриком; тирады в духе Руссо) и в рукописи "Горе моему отечеству", как она изложена в "Записках" Глинки (требование политических и социальных реформ). Некоторые персонажи Княжнина стали прототипами: Честон (комедия "Хвастун") напоминает старика Гринева из "Капитанской дочки" Пушкина, "общий друг" Трусим в "Чудаках" - грибоедовского Репетилова. Ложноклассик в своей драматургии, Княжнин в лирике не чужд нового направления - сентиментализма. Он один из первых приветствовал "Письма русского путешественника" Карамзина; характерны также идиллии Княжнина, его переводы Галлера и Геснера. Сочинения Княжнина были изданы четыре раза: лучшее издание 1817 года, с биографией. - См. "Записки" С.Н. Глинки; биографию в издании 1817 года; статьи в "Библиотеке для Чтения" (1850, № 5 - 7) и в "Ист. Вестн." (1881, № 7 - 8), в "Отеч. Зап." (1850), М. Логнинова в "Русском Вестнике" (1860, № 4 - 10), "Русский Архив" (1863 - 1866). И. Е.

Другие интересные биографии:

В октябре 1742 года в семье псковского чиновника родился сын - Яков Борисович Княжнин. Он окончил петербуржскую гимназию при Академии наук, затем поступил на службу в иностранную коллегию, стал военным, но ушел в отставку из-за обвинений в растрате казенных денег. Вскоре после этого он устроился секретарем к вельможе Бецкому.

Свою литературную деятельность Княжнин начал довольно рано. Особое влияние на его творчество оказал А. Сумароков, учеником которого он себя считал. За свою жизнь Княжнин успел написать пять комических мелодрам и опер, четыре комедии, восемь трагедий, а также множество стихотворений. Активно занимался он и переводами, среди которых особенно стоит отметить поэму «Генриада» Вольтера и трагедии Корнеля. Большинство его пьес являются вольными переложениями иностранных образцов, за что Пушкин иронично называл писателя «переимчивый Княжнин». Но, несмотря на это, Княжнин вошел в историю как очень талантливый литератор, а его лучшие трагедии отличались самостоятельностью и вызывали большой резонанс среди соотечественников.

Театральная сцена была для Княжнина той самой трибуной, с которой он успешно проповедовал свои взгляды на отношения между обществом и царем, а также на само существо верховной власти. Главной политической темой трагедий Княжнина было самодержавие и отношение к нему, причем главный акцент он ставил на борьбу с самовластием для обретения свободы. Неугомонная гражданская активность и смелость писателя привлекла внимание правительства: трагедия «Вадим Новгородский и не вышедшее в печать произведение «Горе моему отечеству принесли ему огромные неприятности.

Княжнин был женат поэтессе Катерине Александровне, дочке А. Сумарокова. В их просторном доме постоянно собирались представители передовой дворянской элиты, искусствоведы и литераторы.

Трагедия «Дидона», поставленная в 1769 году, принесла Княжнину первый большой успех и вызвала одобрение самого Сумарокова, но все же лучшими его произведениями, насквозь пропитанными гражданским пафосом, являются трагедии «Вадим Новгородский» и «Росслав». Последнее произведение имело условно-исторический сюжет, было закончено во время победы революции в Америке и перед самым началом Французской революции, поэтому было глубоко пропитано патриотизмом. Главный герой трагедии, «полководец российский» Росслав, отличается мужеством, а также преданностью долгу и отечеству, так и не выдав тайну, невзирая на угрозу смерти. Он отвергает предложение стать королем Швеции, желая остаться гражданином свободной страны.

В своих трагедиях Княжнин порицает тиранов, губителей Отечества. И хотя основная идея его произведений не заходит дальше пропаганды конституционной монархии, реплики героев о гражданских правах, свободе и тирании звучали с театральных подмостков практически революционно.

Одно из самых значительных произведений Княжнина - трагедия «Вадим Новгородский» - является попыткой ответить Екатерине II на ее пьесу 1786 года «Историческое представление из жизни Рурика». В основе трагедии лежит часть Никоновской летописи о недовольных правлением Рюрика новгородцах. Как гласит летопись, летом 863 года Рурик убил храброго Вадима, а также покалечил его многочисленных советников.

В пьесе Екатерины, подражающей по стилю работам Шекспира, Вадим изображается как честолюбец, возжелавший власти и устраивающий с этой целью заговор. Рурик, напротив, описан как идеальный монарх, свергнувший заговорщиков.

Княжнин придает особое значение отличию своей трагедии с трактовкой Екатерины, которая в своей работе преследовала монархические цели.

В целом, в обеих трагедиях Рурик представлен великодушным и благодетельным государем, избранный правителем самим народом, поскольку ему удалось избавить Новгород от смуты. На этом фоне Вадим изображен ярым патриотом, защищающим свободу родного города. Но с другой стороны, он - идейный противник самодержавия, сама идея которого враждебна его народу.

После возвращения на родину, герой-полководец Вадим застает самодержавное господство Рурика, с которым не может примириться. Он ратует за идеи народоправства, встает на защиту исконных новгородских ценностей и республики. Несмотря на то, что в новгородской республике власть находится в руках аристократов и идеальных вельмож, они, по мнению Княжнина, как и простые граждане, равны перед законом, к тому же должны представлять собой народ и управлять его именем.

Встав на защиту вольностей, Вадим организует заговор, а после поднимает восстание. Он - непоколебимый республиканец, уверенный в том, что должен защищать свободу своего народа от опасного самодержавия, пусть даже и ценой пролитой крови. В его поддержку выступают новгородские посадники Вигор и Пренест, но они преследуют личные интересы, претендуя на дочь Вадима - Рамиду.

Таким образом, главный политический конфликт в этом произведении - совсем не тиранство монарха, а борьба за свободу республики против монархии, даже тогда, когда трон занимает просвещенный монарх. В этой республиканской трагедии впервые появляется образ стойкого, упрямого республиканца - прямой угрозы самодержавию. Стоит отметить, что в трагедии А. Сумарокова «Дмитрий Самозванец» положительный герой утверждает, что именно самодержавие является лучшей долей России.

Новгородский народ отказывается поддержать Вадима, и в этом - его главная трагедия. Восстание было подавлено, а Рурик вернул горожанам символ власти - венец, предлагая оставить его Вадиму. Но тот презрительно отказывается, а народ коленопреклоненно просит Рурика быть их правителем. Видя свое поражение, Вадим закалывается, оставаясь верным своим республиканским идеалам.

В трагедии «Вадим Новгородский» современники Княжнина видели настоящую политическую современность. Дочь Вадима, исполненная чувства долга, убивает себя, как только узнает о намерении своего отца. Огромное место в произведении занимает и тема простого люда, который, являясь исторической силой, способен повлиять на события в стране.

Победу в итоге одерживает монархия, народ идет за Руриком, но победитель здесь - Вадим, который предпочел смерть вынужденному рабству. И автор, не скрывая, симпатизирует именно ему.

Трагедия, написанная в духе классицизма, оставила неизменными основные принципы и статичность жанра, но трактовка характеров несколько отступает от правил: в «Вадиме» нет четко выраженных отрицательных и положительных персонажей.

Огромная заслуга Княжнина состоит в том, что он создал героический образ Вадима. Писатель не был ни республиканцем, ни революционером, но, тем не менее, события предреволюционной Франции не позволили ему отказаться от передовых общественных и политических взглядов, а также от своей работы, которую он закончил перед самой революцией.

«Вадим» был издан только в 1793 году, и сразу же после этого вызвал огромной общественный резонанс: о вышедшей трагедии доложили самой Екатерине. Она восприняла ее так же, как и самую знаменитую книгу Радищева «Путешествие из Петербурга в Москву». Началось расследование, в результате которого по указу императрицы все экземпляры «дерзостного» произведения были конфискованы и уничтожены.

В следующий раз книга была напечатана только в 1871 году, и в ней были пропущены четыре стиха, в которых убийственно критиковалось самодержавие. Долгое время трагедия публиковалась с пропусками, и лишь в 1914 году была издана в полном объеме. Темой новгородской вольности и преданием о Вадиме заинтересовались и стали развивать Пушкин, Рылеев и Лермонтов.

Среди произведений Княжнина нельзя не отметить и его комедии, выделяющиеся яркостью характеристики героев и реалистичностью изображенного в них русского быта. Особенно это относится к наполненным неподдельным комизмом, выполненным в стихотворном жанре комедиям «Чудаки» и «Хвастун». Сюжет обоих произведений заимствован: «Чудаки» являются переделкой работы Детуша «Странный человек», а «Хвастун» скопирован со «Значительного человека» Брюйеса. Но, несмотря на это, Княжнин мастерски изобразил черты русской действительности и своих современников.

Сюжет «Хвастуна» не замысловат. Обедневший дворянин, решив поправить свое положение, начинает ухаживать за дочкой обеспеченной провинциальной помещицы. Он выдает себя за известного человека, графа, получившего по везению довольно крупное имение. Ему доверяют и ждут «милостей», как помещица Чванкина, желающая сделать свою дочь графиней, так и его дядя Простодум. Образы этих мелких помещиков созданы мастерски, со знанием жизни. Простодум, глупый и ничтожный, готов сделать все, что угодно, чтобы стать сенатором. Его жестокость и алчность проявляется и тогда, когда становится известно, на чем он сумел скопить деньги - «в рекруты торгуючи людьми». Справедливость восторжествовала, и Хвастун был пойман на обмане небогатым дворянином Честоном, честь для которого всегда была превыше всего. Честон - идеальный дворянин, черты характера которого была заимствованы из «Недоросля» Фонвизина.

Обращенная к современности, комедия Княжнина в сатирической манере высмеивала выскочек-вельмож, которых в эпоху правления Екатерины II было чересчур много. Стоило лишь «попасть в случай», приглянувшись чем-либо императрице или Потемкину, и их возводили в ранг вельмож, вершителей государственных дел. Падение нравов, невежество, погоня за чинами - все это был явным признаком падения дворянства. Написанный в принципах классицизма «Хвастун», привлекает читателей мастерски созданными комическими характерами, реалиями русского быта, колоритностью диалогов и легкостью разговорного языка.

Не меньшую популярность снискала и другая комедия Княжнина - «Чудаки». Ее главные герои - богач Лентягин со своей женой и дочерью, а также галломан Ветромах. Помимо невежественного, кичащегося своим богатством дворянства в комедии действуют и пронырливые, ловкие слуги. Превосходная стихотворная форма произведения в сочетании с легким остроумным языком поспособствовали дальнейшему развитию жанра стихотворной комедии.

Важнейшие проблемы затрагиваются Княжниным в комической опере 1779 года «Несчастье от кареты». Он пытается обратить внимание на бремя крестьян, существование которых зависит от глупой воли приказчика и господина, а также на их бесправии.

Жизнь Княжнина внезапно оборвалась 14 января 1791 года. Похоронен писатель на Смоленском кладбище в Петербурге.

Обращаем Ваше внимание, что в биографии Княжнина Якова Борисовича представлены самые основные моменты из жизни. В данной биографии могут быть упущены некоторые незначительные жизненные события.

КНЯЖНИН ЯКОВ БОРИСОВИЧ - Русский дра-ма-тург, по-эт, пе-ре-во-д-чик, член Российской Ака-де-мии (1783 год).

Дво-ря-нин. В 1750-1755 годах учил-ся в гим-на-зии при Пе-тербургской АН. В 1757-1762 годах пе-ре-во-дчик в Кан-це-ля-рии от строе-ний, с 1762 года на во-енной служ-бе. В 1763 году в Санкт-Пе-тер-бур-ге бы-ла по-став-ле-на ме-ло-дра-ма Княжнина «Ор-фей» (с му-зы-кой Ф. То-рел-ли; опубликована в 1781 году; в 1792 году му-зы-ку к ней на-пи-сал Е.И. Фо-мин), в 1767 году (по другим све-де-ни-ям, 1769 год) - тра-ге-дия «Ди-до-на» (опубликована в 1787 году), при-нёс-шая ему литературную из-вест-ность. В 1773 году по об-ви-не-нию в рас-тра-те ка-зён-ных де-нег был ли-шён дво-рян-ст-ва и оп-ре-де-лён в сол-да-ты, в мар-те 1777 года про-щён и вос-ста-нов-лен в пра-вах. С августа 1777 года сек-ре-тарь и бли-жай-ший по-мощ-ник И.И. Бец-ко-го. В 1787 году из-дал со-б-ра-ние сво-их со-чи-не-ний. Надворный советник (1786 год). По не-под-твер-ждён-ным дан-ным, умер по-сле од-но-го из до-про-сов в тай-ной кан-це-ля-рии.

Как ли-те-ра-тор Княжнин яв-лял-ся по-сле-до-ва-те-лем А.П. Су-ма-ро-ко-ва и при-вер-жен-цем прин-ци-пов клас-си-циз-ма . Ве-ду-щий жанр в его твор-че-ст-ве - тра-ге-дия, как пра-ви-ло с по-ли-ти-че-ски зло-бо-днев-ным со-дер-жа-ни-ем. Княжнин час-то от-тал-ки-вал-ся от ев-ропейских об-раз-цов, по-вто-ряя их сю-жет-ные хо-ды и за-им-ст-вуя це-лые сце-ны: в тра-ге-дии «Вла-ди-мир и Яро-полк» (1772 год, опубликована в 1787 году) ис-поль-зо-ван сю-жет «Ан-дро-ма-хи» Ж. Ра-си-на, «Оль-га» (1772 год, опубликована в 1961 году) - воль-ный пе-ре-вод «Ме-ро-пы» Воль-те-ра, «Вла-ди-сан» (поставлен в 1784 году, опубликован в 1787 году) - под-ра-жа-ние той же тра-ге-дии; «Ди-до-на», «Ти-то-во ми-ло-сер-дие» (1777 год, поставлена в 1779 году, опубликована в 1787 году; пер-вая русская музыкальная тра-ге-дия) и «Со-фо-нис-ба» (1787 год, поставлена в 1789 году) на-пи-са-ны в со-стя-за-нии с ев-ропейскими ав-то-рами, об-ра-ба-ты-вав-ши-ми ан-тич-ные сю-же-ты (П. Ме-та-ста-зио и др.). В от-ли-чие от су-ма-ро-ков-ских, тра-ге-дии Княжнина бо-лее эмо-цио-наль-ны, зре-лищ-ны, в них зна-чительное ме-сто от-ве-де-но му-зы-ке: так, «Ти-то-во ми-ло-сер-дие» Княжнин оп-ре-де-лил как тра-ге-дию «с хо-ра-ми и ба-ле-та-ми, к оной при-над-ле-жа-щи-ми» (ав-тор пер-во-на-чаль-ной му-зы-ки не-из-вес-тен; в 1790-е годы му-зы-ку за-но-во со-чи-нил Е.И. Фо-мин). К са-мо-быт-ным тра-ге-ди-ям Княжнина от-но-сят-ся «Росс-лав» (1783 год, опубликована и поставлена в 1784 году) и «Ва-дим Нов-го-род-ский» (1789 год, опубликована в 1793 году), в ко-торых про-яви-лись национально-пат-рио-тические и ти-ра-но-бор-че-ские уст-рем-ле-ния ав-то-ра. В по-след-ней кон-фликт «рес-пуб-ли-кан-ца» Ва-ди-ма и мо-нар-ха Рю-ри-ка ока-зы-ва-ет-ся не-раз-ре-ши-мым, то есть под-лин-но тра-гич-ным. «Ва-дим Нов-го-род-ский» был со-чтён опас-ным ан-ти-мо-нар-хическим со-чи-не-ни-ем (по при-го-во-ру Се-на-та в 1793 году пе-чат-ные эк-зем-п-ля-ры пье-сы бы-ли кон-фи-ско-ва-ны и пуб-лич-но со-жже-ны).

В ко-ме-дио-гра-фии Княжнин тя-го-тел к са-ти-рическому нра-во-уче-нию, об-ли-че-нию по-ро-ков об-ще-ст-ва. Глав-ный объ-ект его на-па-док - раз-вра-щён-ность нра-вов дво-рян-ст-ва: хо-лод-ность к собственному оте-че-ст-ву, ув-ле-че-ние иностранной мо-дой, празд-ность, вет-ре-ность, тще-сла-вие, ра-бо-ле-пие пе-ред власть иму-щи-ми, при-двор-ный фа-во-ри-тизм и др. Наи-бо-лее из-вест-ны сти-хотворные ко-ме-дии Княжнина «Хва-стун» (1784-1785 годы) и «Чу-да-ки» (1790 год; поставлена в 1791 году, опубликована в 1793 году), став-шие клас-сическими об-раз-ца-ми со-от-вет-ст-вен-но ко-ме-дии нра-вов и ко-ме-дии ха-рак-те-ров, и ко-мическая опе-ра «Не-сча-стье от ка-ре-ты» (поставлена в 1779 году, музыка В.А. Паш-ке-ви-ча). Кро-ме то-го, ему при-над-ле-жат две ко-ме-дии в про-зе («Не-удач-ный при-ми-ри-тель, или Без обе-ду до-мой по-еду», 1787 год; «Тра-ур, или Уте-шен-ная вдо-ва», около 1788 года, поставлена в 1789 году, издана в 1803 году) и ещё че-ты-ре ко-мические опе-ры («Ску-пой», поставлена около 1782 года, музыка Паш-ке-ви-ча, опубликована в 1787 году; «Сби-тен-щик», около 1783 года, поставлена в 1784 году, музыка Ж. Бю-ла-на, опубликована в 1787 году; «Му-жья - же-ни-хи сво-их жён», около 1784 года, поставлена в 1784 году, музыка Бю-ла-на, опубликована в 1803 году; «При-твор-но су-ма-сшед-шая», опубликована в 1787 году, поставлена в 1789 году, музыка Дж. Ас-та-рит-ты).

В ли-ри-ке Княжнин вы-сту-пал про-тив-ни-ком тор-же-ст-вен-ной оды («К кня-ги-не Даш-ко-вой», 1783 год; «От дя-ди сти-хо-твор-ца Риф-мос-кры-па», 1787 год) и апо-ло-ге-том лёг-кой по-эзии («Пись-мо к гг. Д. и А.», 1786 год), куль-ти-ви-ро-вал «яс-ность» сло-га, про-сто-ту и «не-при-твор-ную чув-ст-ви-тель-ность», пред-вос-хи-щая прин-ци-пы сен-ти-мен-та-лиз-ма («Ут-ро», 1779 год; «Стан-сы Бо-гу», 1780 год; «Ве-чер», 1787). Пе-ре-во-ды Княжнина по боль-шей час-ти вы-пол-не-ны бе-лым сти-хом или про-зой и от-но-сят-ся к 1770-м годам: пять тра-ге-дий П. Кор-не-ля («Сид», «Цин-на», «Смерть Пом-пея», «Ро-до-гу-на», «Го-ра-ций»), по-эма «Ген-риа-да» Воль-те-ра, «Из-бие-ние мла-ден-цев» Дж. Ма-ри-но и др.

Сочинения:

Со-чи-не-ния: В 2 т. СПб., 1847-1848;

Избр. про-из-ве-де-ния. Л., 1961; Из-бран-ное. М., 1991;

Ко-ме-дии и ко-ми-че-ские опе-ры. СПб., 2003.

Иллюстрации:

Яков Борисович Княжнин

Княжнин и Николев не были лично связаны друг с другом. Неизвестно даже, были ли они знакомы лично. Но это были люди одного круга, одного идеологического типа. Яков Борисович Княжнин (1742-1791) был сыном вице-губернатора; он получил хорошее образование и начал писать стихи с детства. Юношей он прошел через службу у Никиты Панина в иностранной коллегии, потом был военным, быстро «сделал карьеру» и в 22-летнем возрасте сделался адъютантом при дежурных генерал-адъютантах императрицы. В 1773 г. он проигрался в карты и растратил казенные деньги (почти 6000 р.). Началось дело, закончившееся только в 1777 году передачей его имения в 250 «душ» крестьян в опеку его матери и исключением его самого из службы. Он бедствовал несколько лет, зарабатывал деньги переводами; затем его взял к себе на службу вельможа И. И. Бецкий, ведавший рядом образовательных учреждений, воспитательными домами, работами по постройке дворцов и другими строительными работами монархии. Княжнин служил секретарем Бецкого до самой смерти. Одно время он руководил преподаванием наук в Смольном институте для «благородных девиц», сам преподавал русскую словесность в Кадетском шляхетном корпусе. С Сумароковым он познакомился близко после своего первого крупного успеха в драматургии: постановки трагедии «Дидона» (1769), и вскоре женился на его дочери, Катерине Александровне, также писавшей в юности стихи. В 1780-х годах в доме Княжнина собирались писатели и любители литературы и театра; это был один из салонов, в которых формировались вкусы и мировоззрение передовой дворянской молодежи.

Княжнин писал трагедии, комедии в стихах и прозе, комические оперы и Стихотворения; он и перевел немало - между прочим, трагедии Корнеля и поэму Вольтера «Генриада». Современники неоднократно указывали на то, что и в своих оригинальных произведениях он слишком обильно заимствовал у французов (и иногда у итальянцев); в самом деле, большинство произведений Княжнина - это вольные переделки чужих пьес; недаром Пушкин назвал его в «Евгении Онегине» «переимчивым». Впрочем, его популярность в конце XVIII века была очень велика. Его считали лучшим русским трагиком, да и комедии его ценились весьма высоко.

Учителя Княжнина научили его ненавидеть тиранию; его борьба с реакцией во имя идеала свободы (пусть ограниченной субъективно для него рамками дворянской конституции) определила высшие достижения его творчества, оригинального и вполне русского, несмотря на «переимчивость» в отношении к сюжетам и многочисленным деталям его пьес. Именно смелость Княжнина в его борьбе с реакцией была причиной неприятностей, отравивших последние месяцы его жизни, а может быть и ускоривших его смерть. Французская революция стимулировала и у Княжнина подъем политической активности. Он написал статью или брошюру под выразительным названием «Горе моему отечеству»; эта не дошедшая до нас его работа не была напечатана, но попала в руки власть предержащих; что произошло затем, мы не знаем в точности, но знаем, что произошло что-то, «отуманившее» конец его жизни и сильно подействовавшее на него, - по словам хорошо знавшего его С. Н. Глинки. Вероятно эта история и отразилась в словах Пушкина, передающих предание, скорее всего преувеличившее факты: «Княжнин умер под розгами» (так называемые «Заметки по русской истории XVIII века»), а также в сообщении Бантыша-Каменского о том, что Княжнин побывал на жестком допросе Шешковского, якобы из-за «Вадима», известного Шешковскому в рукописи (см. ниже), после чего заболел и умер. Тот же Глинка, знавший рукопись Княжнина неполностью и по черновику, передает ее содержание (следует помнить, что он старался «оправдать» Княжнина перед царским правительством и потому, без сомнения, смягчал смысл излагаемого): «Главная мысль Княжнина была та, что должно сообразоваться с ходом обстоятельств и что для отвращения слишком крутого перелома.

Трагедии Княжнина

Без сомнения, венцом драматического творчества Княжнина, наиболее ответственным и политически важным жанром его была трагедия. Княжнин остался в памяти современников и ближайших потомков русским Софоклом, Вольтером и Расином.

Княжнин написал семь трагедий, из которых одна, «Ольга», доселе не издана, хотя текст ее сохранился; остальные шесть следующие: «Дидона» (1769), заимствованная из трагедии Лефранк-де-Помпиньяна и отчасти пьесы Метастазио того же названия; «Владимир и Ярополк» (1772), переделка «Андромахи» Расина; «Росслав» (1784); «Титово милосердие», вольный перевод оперы Метастазио того же названия; «Софонизба», переделка трагедии Вольтера того же названия; «Владисан», подражание «Меропе» Вольтера; «Вадим Новгородский» (1789).

«Дидона» Княжнина была в течение сорока лет, вплоть до десятых годов XIX столетия, одной из самых популярных и постоянно шедших на сцене русских трагедий. Этому способствовали эффектные, несколько трескучие стихи трагедии, сильные страсти, изображенные в ней, а может быть и морально-политические сентенции в духе сумароковского либерализма, вроде таких:

Блаженством подданных моих мой трон крепится;
Тиранам лишь одним своих рабов страшиться!

и общая тенденция прославить человека, во имя общественного блага покидающего любимую женщину и обрекающего ее на горе. Немалым успехом пользовалась и трагедия «Титово милосердие», в которой под видом комплиментов Екатерине - Титу Княжнин поучал ее царскому долгу, и в частности тому, что следует отменить старые законы, суровые и неправые.

Но несомненно наиболее замечательны из трагедий Княжнина две: «Росслав» и «Вадим Новгородский», вместе с «Сореной» Николева составляющие высшее достижение русской политической трагедии после Сумарокова.

«Росслав» Княжнина

«Росслав» появился на сцене в начале 1784 г., вскоре после того, как революция в Америке окончательно победила, когда уже на подступах к французской революции общественная атмосфера напряглась до крайности во всей Европе. Это - трагедия тираноборческая и патриотическая. Национальная и политическая темы органически переплелись в ней и создали комплекс чрезвычайно сильный, величественный.

Идея национальной гордости, вера в великие силы русского народа, в его мужество, в его героизм издавна были свойственны не правительству помещиков, подменявшему подлинный патриотизм фальшивым шовинизмом, а представителям передовой, освободительной, демократической мысли. Именно по мере демократизации русской литературы XVIII века, в ней, начиная с 1760-х годов, поднимается интерес к народному творчеству, к проблеме народного характера, потом ставшей одной из основных в революционных течениях русской литературы декабристского времени. Параллельно с этим и в литературе радикализирующейся дворянской интеллигенции возникает тема национального достоинства в тесном сочетании с темой угнетающей героическую нацию тирании.

Сюжет трагедии Княжнина таков: Росслав, «полководец российский», находится в плену у шведского короля-тирана Христиерна. Росслав знает тайну, важную для блага России, а именно, местонахождение Густава, бывшего короля Швеции, союзника России. Христиерн, который хочет уничтожить Густава, выпытывает эту тайну у Росслава. Он подвергает его мукам, грозит ему ужасной казнью; но русский герой непоколебим в своей любви к отечеству. Росслав любит шведскую княжну Зафиру и любим ею; но Зафиру любит и Христиерн (и еще его вельможа Кедар, ложный друг Росслава). Росслав знает, что и Зафира погибнет, если он не выдаст тайну, но он выдерживает и это испытание. В конце трагедии, в ту минуту, когда Росслав уж должен быть казнен, Густав появляется в Стокгольме, происходит переворот, народ отрекается от тирана Христиерна, и Росслав спасен; Христиерн «заколается».

Как видим, основа трагедии - непоколебимое мужество Росслава, готового на любые муки и на смерть ради блага отечества. Русский князь предлагает Христиерну вернуть завоеванные Росславом шведские города в обмен на свободу самого Росслава; но русский герой отвергает этот обмен, по его мнению, пагубный для России; здесь Княжнин использовал предание о римском герое Регуле. С исключительным подъемом написаны те места трагедии, в которых Росслав говорит о своей любви к родине. Вообще говоря, и эта трагедия Княжнина, как и другие, страдает некоторой ходульностью, риторичностью, театральными эффектами; в этом сказалось влияние на Княжнина вольтеровской драматургии. Княжнин покидает сдержанность, скупость художественных средств, простоту сумароковской трагедии ради сценических декоративно-захватывающих ситуаций; он очень любит пышные, громкие слова, реплики, рассчитанные на восторг аудитории, склонной к блистательным афоризмам. Все это искупается у него подлинным подъемом, высоким и передовым характером самой его театральной проповеди. Он не стремится ни к тонкому психологическому анализу, ни к реальности характеров и положений; он хочет заразить аудиторию горячими и возвышенными словами о родине и о свободе, раздающимися с его кафедры-сцены. В его трагедиях звучит приподнятая, даже несколько напыщенная декламационная речь, в сущности, того же стиля, что речь Мирабо, потрясшая в 1789 году весь мир.

Росслав не только герой и патриот; он свободный гражданин, ненавидящий тиранию; он хочет погибнуть ради общества, ради отечества, - он говорит об этом много раз; но ни разу он не говорит о верности князю-царю; ради князя он ничего не сделает. Он противопоставлен в трагедии Христиерну, который считает, что нет пределов царской власти. Христиерн - самодержец, заявляющий, что его воля - закон. Наоборот, другие действующие лица, русские, и в том числе Росслав, излагают мысль Княжнина о том, что царь должен быть рабом законов. Самодержец Христиерн сделан извергом, варваром; он ведет войну с Россией из своей прихоти;

Росслав же и русский посланник Любомир считают, что войну можно вести лишь по необходимости, ради блага родины.

У Княжнина выходит так, что Росслав - гражданин свободной страны. Здесь выразилось то же представление о государственном строе средневековой Руси, которое характерно для декабристов. Княжнин считает, что исконное достояние России - вольность, что самодержавие - это извращенная форма правления, введенная недавно. Эта мысль о свободной России прошлого была в то же время мечтой о России будущего. И образ Росслава - это не только утверждение того, что русский народ дает героев-патриотов, но и утверждение того, что свобода принесет России Росславов.

Вся трагедия насыщена речами о тирании, гражданах, свободе, благе общества, отечестве; а ведь все эти речи, самые эти слова звучали в 1780-х годах революционно, хотя идеал свободы, проповедуемый Княжниным, - не более, чем конституционная монархия. Недаром С. Глинка, рассказав о содержании рукописи Княжнина «Горе моему отечеству», прибавляет: «Такую же почти мысль изложил он в трагедии «Росслав».

Вся роль Росслава составлена из возвышенных деклараций; его обольщают - он отвечает:

Чтоб я, забыв в себе российски гражданина,
Порочным сделался для царска пышна чина!

(Перед ним возможность - стать шведским королем; но он предпочитает трону звание гражданина). Ему говорят, что Россия ослабела без него; он отвечает:

Ты унижаешь тем российских храбрых воев,
Колико сограждан, толико там героев.

Русский князь, - «не как сии цари высокопарны»; он знает, чем он и общество обязаны Росславу; князь управляет страной во имя «общества». Росслав порицает Любомира, приехавшего предложить Христиерну обмен Росслава на города, завоеванные у шведов. Он говорит:

Покорство - честь раба, будь в оной заключен.
Росслав говорит Любомиру:
Почто смущаешься, меня в оковах зря?
Иль страждет честь моя от лютости царя?
Я зрю с презрением тираново гоненье;
За общество ношу сих уз обремененье.
Се цепи, тех златых достойнее цепей,
Которыми цари во слепоте своей
Нередко к своему величию и трону
Возводят низких душ, граждан своих к урону.

Пессимистическая нота, впоследствии в «Вадиме» ставшая основой трагедии, звучит в словах Зафиры о Христиерне:

Владей, тиран, коль небу то угодно,
Чтобы в порфире тигр невинность пожирал
И честь и святость прав ногами попирал;
Коль царствует порок, а добродетель мертва;
Когда - иль все тиран, иль все на свете - жертва,
Владей, блаженствуй, сей тебя достоин свет…

Еще у Сумарокова мотив восстания, служивший развязке трагедии, приобретал значение урока и предупреждения тиранам. У Княжнина в «Росславе», в общем контексте трагедии этот мотив звучит особенно грозно. Княжнин описывает, как «весь народ, повиновения расторгнувши оплот», растерзал на части пособника тирана Кедара, как народ, именно народ, а не вельможи, восстает; и когда Христиерн, закалываясь, говорит: «Так есть на свете власть превыше и царей, от коей и в венце не избежит злодей», - то здесь невозможно подразумевать власть бога, а только власть народного мнения и, если надо, - гнева.

В итоге, несмотря на свою напыщенность, на совершенную условность и нереальность образов, «Росслав» - трагедия-проповедь горячего патриотизма, национальной доблести русского народа и свободолюбия - является прекрасным, до сих пор волнующим произведением русской поэзии XVIII столетия.

Насколько идеи, выраженные в «Росславе», находили отклик в среде передовых людей того времени, как много было тогда таких людей, можно судить по успеху трагедии Княжнина. Его сын рассказывает: «Во время представления сей трагедии многочисленная публика с восторгом приняла несравненное произведение пера великого стихотворца и можно сказать, что каждый стих сопровождала громкими рукоплесканиями… А как скоро занавес опустили, то всеобщий глас разносил имя автора по всему театру». Княжнин, однако, не вышел к публике, может быть опасаясь, чтобы овация не превратилась в политическую демонстрацию.

«Вадим» Княжнина

Тяжелая судьба постигла трагедию Княжнина «Вадим Новгородский», написанную в 1789 г. Эта трагедия - без сомнения, лучшее произведение Княжнина, и политически наиболее содержательное и смелое.

В «Вадиме» Княжнин использовал мотивы трагедий Вольтера «Брут» и «Смерть Цезаря» и корнелевского «Цинны». В основу трагедии положено сообщение Никоновской летописи (под 863 годом), что новгородцы были недовольны обидами от Рурика и его родственников и что «того же лета уби Рурик Вадима Храброго и иных многих изби новгородцев, советников его». Эта запись летописи послужила поводом для целого ряда русских писателей создать образ вольного новгородца, республиканца, восстающего против княжеского самодержавия; до нас дошли наброски трагедии и поэмы Пушкина о Вадиме; Рылеев написал думу «Вадим»; юный Лермонтов написал поэму о Вадиме - «Последний сын вольности». В начале этой традиции вольнолюбивого истолкования образа Вадима стоит патетическая пьеса Княжнина, но она в свою очередь явилась ответом на пьесу Екатерины II «Историческое представление из жизни Рурика» (1786). Императрица сделала Вадима князем и двоюродным братом Рурика. Он нисколько не республиканец, не идейный противник Рурика, а просто честолюбец, который составил заговор, чтобы самому присвоить власть своего кузена. Рурик победил Вадима и предлагает ему место своего помощника. Вадим раскаивается, жаждет загладить свою вину и доказать свою преданность монарху. Пьеса Екатерины беспомощна в художественном отношении и грубо реакционна по своей тенденции. Княжнин осветил ту же тему совершенно иначе.

В его трагедии Вадим - республиканец, ненавистник тиранов. Конечно, Княжнину чужда историческая точка зрения, и он изображает Вадима в духе идеала свободного человека по понятиям революционных просветителей XVIII в. и в тоже время героем в древнеримском стиле вроде Катона и Брута, как их представляли себе те же просветители XVIII в. Однако же для Княжнина важна и здесь мысль об исконной свободе русского народа, о чуждом для него характере самодержавия. Вадим Княжнина - блюститель вольности, свойственной его родине, и он добивается не новых форм правления, а сохранения того, что принадлежит Новгороду по праву и по традиции. Выше уже указывалось, что эта точка зрения была унаследована декабристами.

Во время отсутствия Вадима из Новгорода произошло важное и печальное событие: власть перешла к Рурику и республика превратилась в монархию. Вернувшись, Вадим не хочет примириться с потерей вольности его отечеством; он поднимает восстание; но он побежден и гибнет. Кончает самоубийством вместе с ним и его дочь Рамида, влюбленная в Рурика и любимая им. Такова сюжетная схема трагедии Княжнина. Вадиму, пламенному республиканцу, противопоставлен в трагедии Рурик, идеальный монарх, мудрый и кроткий, готовый царствовать на благо страны; но тем острее и глубже постановка вопроса у Княжнина, что он все-таки осуждает тиранию, ибо он хочет раскрыть проблему в ее существе, в принципе. Он хочет сказать, что царь может быть хорошим человеком, - и все же он ненавистен как царь. Дело не в людях, а в самом принципе. Суровые республиканские доблести, могучая и мрачная фигура Вадима, для которого нет жизни вне свободы, который приносит в жертву идее и отечеству не только свою жизнь, но и счастье и жизнь своей любимой дочери, придает трагедии Княжнина величественный и сумрачный характер. Несколько слащавая кротость Рурика меркнет перед титаническим образом Вадима, великолепным, несмотря на условность его. Республиканские тирады Вадима и его единомышленников звучали как революционные прокламации и речи в 1789 г., когда трагедия была написана, и в 1793 г., когда она была напечатана, тем более, что читатели того времени привыкли видеть в трагедиях «аллюзии», намеки на живую политическую современность; да и сам Княжнин имел в виду в своей пьесе, конечно, не девятый век, а восемнадцатый, и в речах своих республиканцев обращался прямо к своим соотечественникам и современникам. При этом несущественно то, что Княжнин, говоря о свободе, представляет ее себе, может быть, достаточно ограниченно. Важна была пламенная проповедь ненависти к самодержавию.

Вадим вопрошает своих друзей и единомышленников:

Так должно на богов нам только полагаться,
И в стаде Человек без славы пресмыкаться?
Но боги дали нам свободу возвратить
И сердце - чтоб дерзать, и руки - чтоб разить!
Их помощь в нас самих! Какой еще хотите?
Ступайте, ползайте, их грома тщетно ждите;
А я один за вас во гневе здесь кипя,
Подвигнусь умереть, владыки не терпя!..
Что вижу здесь? Вельмож, утративших свободу,
Во подлой робости согбенных пред царем
(И лобызающих под скиптром свой ярем.
Скажите: как вы, зря отечества паденье,
Могли минуту жизнь продлить на посрамленье?
И если не могли свободы сохранить -
Как можно свет терпеть и как желать вам жить?

Это - обращение Княжнина к его современникам. Знаменитым стал рассказ помощника Вадима, Пренеста, о том, как он говорил речь новгородским вельможам, «которых гордый дух против венца роптал…

И гнева молнию в молчании питал…
…Уж с воинством Вадим принес тиранству кары;
Коль также, как ему, противен вам венец,
Паденья своего не избежит гордец,
Который нам, дая вкушать соты коварства,
Нас клонит к горести самодержавна царства.
Великодушен днесь он, кроток, справедлив,
Но укрепя свой трон, без страха горделив,
Коль чтит законы днесь, во всем равняясь с нами,
Законы после все и нас попрет ногами!
Проникнув будуше вы мудростью своей,
Не усыпляйтеся блаженством власти сей:
Что в том, что Рурик сей героем быть родился?
Какой герой в венце с пути не совратился?
Величья своего отравой упоен,
Кто не был из царей в порфире развращен?
Самодержавие, повсюду бед содетель,
Вредит и самую чистейшу добродетель,
И невозбранные пути открыв страстям,
Дает свободу быть тиранами царям…

Замечательна по своеобразию замысла и развязка трагедии Княжнина: Рурик победил Вадима. Мало того, он решается вступить с Вадимом в спор. Он заявляет, что он не хотел венца, что сам народ, истомленный распрями, просил его стать монархом; он говорит о своем намерении царствовать добродетельно. Затем он снимает с главы венец и говорит, обращаясь к народу:

…Теперь я ваш залог обратно вам вручаю;
Как принял я его, столь чист и возвращаю.
Вы можете венец в ничто приобратить,
Иль оный на главу Вадима возложить.

Вадима на главу! Сколь рабства ужасаюсь,
Толико я его орудием гнушаюсь!

(Рурику, указывая на народ, ставший перед Руриком,
на колени для упрощения его владеть над ним.)

Увиди, государь, у ног твоих весь град!
Отец парода! зри твоих моленья чад;
Оставь намеренья, их счастию претящи.

Итак, Рурик прав; народ сам просит его быть монархом, народу люба монархия; так и поняли Княжнина некоторые критики - и поняли неправильно.

Княжнин весь - с Вадимом. Но он признает, что победила монархия, Народ обольщен, он верит в принцип царизма, древняя вольность Руси забыта. Благородные свободолюбцы гибнут, не поддержанные народом. Им остается одно - умереть свободными. Ведь признание победы тирании не есть ее одобрение. Княжнин ненавидит ее, борется с нею своим художественным словом, - но он пришел в «Вадиме» к пессимистическому выводу; зло победило, борьба идет к концу, если не окончена. Позор стране, покорившейся тиранам. И видя, как народ просит Рурика «владеть над ним», Вадим, т. е. сам Княжнин, восклицает, опять обращаясь к своим современникам:

О гнусные рабы, своих оков просящи!
О стыд! Весь дух граждан отселе истреблен!
Вадим! Се общество, которого ты член!

Коль власть монаршу чтишь достойной наказанья,
В сердцах граждан мои увиди оправданья;
И что возможешь ты против сего сказать?

Вели отдать мне меч и буду отвечать!

(Рурик подает знак, чтоб Вадиму отдали меч.)

Вадим теперь доволен; он обещает, что будут довольны и Рурик, и Рамида. И Рурик так самоуверен, что думает, будто Вадим может отступиться от своих взглядов и может стать ему отцом. Но Вадим Княжнина - не Вадим Екатерины II; он говорит:

Я боле не могу сносить столь гнусна вида!
Внемли ты, Рурик, мне, народ, и ты, Рамида.

(К. Рурику.)

Я вижу, власть твоя угодна небесам;
Иное чувство ты гражданей дал сердцам;
Все пало пред тобой; мир любит пресмыкаться;
миром таковым могу ли я прельщаться?

(К народу.)

Ты хочешь рабствовать под скипетром попран!
Нет боле у меня отечества граждан!»
И, «заколаясь», Вадим побеждает Рурика:
В средине твоего победоносна войска,
В истце, могущий все у ног твоих ты зреть,
Что ты против того, кто смеет умереть?

Было бы наивно думать, что пессимизм Княжнина мог заставить его отказаться от борьбы. Ведь сама его трагедия «Вадим Новгородский» - мужественный подвиг борьбы с всевластной тиранией, которая дала «иное чувство сердцам граждан», смелая попытка обратить эти сердца к их старинным правам, к свободе, к русской доблести. Прошло немного дней, началась французская революция, и Княжнин, получивший историческую поддержку, пишет: «Горе моему отечеству».

«Вадим Новгородский» был закончен автором перед самой французской революцией. Княжнин отдал новую трагедию в театр для постановки, но когда революция грянула, он взял «Вадима» обратно; вероятно, здесь сыграла роль, и может быть решающую, и история с «Горем моему отечеству». Трагедия осталась ненапечатанной и непоставленной. Через два года после смерти Княжнина,в 1793 г., в год якобинской диктатуры, наследники Княжнина (в частности, его зять) дали его неизданные пьесы издателю Глазунову для напечатания. Глазунов отдал «Вадима» в типографию Академии наук. По положению, трагедия была цензурована в Академии О. П. Козодавлевым, литератором и чиновником, которому поручила просмотреть пьесу Дашкова, президент Академии. Козодавлев одобрил трагедию, и она вышла в свет отдельным изданием в июле 1793 г. Затем тот же набор (с незначительными отличиями) был использован при напечатании «Вадима» в XXXIX томе сборника русских драматических пьес «Российский Феатр», издававшегося Академией. В конце сентября и этот том вышел в свет. И вот трагедию стали усиленно раскупать; она произвела сильное впечатление. В то же время генерал граф И. П. Салтыков, которому сообщили о том, какой характер имеет трагедия, донес о ней фавориту Зубову, а тот Екатерине. В 1793 г. она не хотела терпеть у себя пропаганды якобинских идей; она была очень напугана французской революцией и сильно боялась, чтобы «зараза» не перекинулась в Россию. В 1790 г. она уже расправилась с Радищевым. Теперь появился «Вадим» того самого Княжнина, о «преступной» рукописи которого «Горе моему отечеству» она не могла, конечно, забыть. Екатерина рассердилась на Дашкову, допустившую напечатание трагедии при Академии наук. Княжнин не мог уже подвергнуться каре разгневанной самодержицы, но его трагедия понесла кару. Екатерина распорядилась, и сенат приговорил: конфисковать по возможности все экземпляры «Вадима» и публично сжечь их. Из XXXIX тома «Российского Феатра» «Вадима» выдирали, захватывая при этом и соседние пьесы. Два сына Княжнина, сержанты гвардии, были допрошены и у них спрашивали, действительно ли «Вадима» написал их отец, а не кто-нибудь другой, скрывшийся за именем умершего поэта. Арестован был на время Глазунов; допрашивали и других лиц.

В результате «Вадим» в первом издании стал величайшей библиографической редкостью, а новых изданий не могло появиться до 1871 г., когда он был опубликован в журнале «Русская Старина» П. А. Ефремовым, - и то с пропуском четырех стихов в речи Пренеста: «Самодержавие, повсюду бед содетель» и т. д. (в немногих отдельных оттисках этой публикации «преступные» четыре стиха были восстановлены).

Немало было в России в 1793 г. людей, сочувствовавших идеям, выраженным в «Вадиме». Но немало было и реакционеров, злобившихся на эти идеи вместе с Екатериной II. Среди них был, например, небезызвестный Н. Е. Струйский, помещик-самодур, мучитель и истязатель своих крепостных, притом помешанный на поэтическом творчестве: он писал много из рук вон плохих стихов и большинство из них печатал в своей собственной типографии в своем селе Рузаевке. Там же была тиснута в 1794 г. его брошюра «Письмо о российском театре нынешнего состояния», неуместно адресованная Дмитревскому, другу Княжнина, Фонвизина, Крылова. В нелепых стихах Струйский возмущается тем, что современный театр рассеивает пагубный яд вольнодумства и безначалия. Он имеет в виду «Сорену» Николева, а потом «Вадима» Княжнина, говоря о том, что некий трагик

Единовластие монарха обносящий,
Бесчестно бредящий волнуя дух и нрав:
Исчезни, говорит, сей пагубный устав,
Который заключен в одной монаршей воле!
…Творец себя явить хотел Аристофаном
И выю воздымя, казать себя титаном.
Но не Афины здесь! Здесь Русская страна,
Во власть от бога здесь монархам отдана…
…На то ль я буду мысль мою в стихах здесь ткать,
Чтоб беззаконию плескать и потакать,
Иль паче растравлять и к буйству предводима
Хвалить чтобы я стал прегнусного Вадима,
Которого судьбы низринули на век!
Мне мнится автор сей был дух, не человек,
И удостоенный монарша снисхожденья,
Безумием влечен, он потерял почтенье…

Струйский разгневан: зачем Княжнин хочет истреблять тиранов; Струйский находит, что никаких тиранов нет на свете; Струйский злится на то, что Княжнин восхваляет вольность, годную, мол, не людям, а только зверям; Струйский заявляет, что подобные произведения - это призыв к бунту, а ведь Французская революция, по его мнению, - результат злокозненной пропаганды писателей вроде Вольтера. Злобные выпады Струйского являются своего рода меркой прогрессивного значения трагедии Княжнина.

Между тем в XIX и еще в XX вв. «Вадим Новгородский» Княжнина вызывал также разнообразную оценку и различные истолкования.

В 1871 г., публикуя «Вадима» в «Русской Старине», П. А. Ефремов предпослал тексту трагедии предисловие, в котором, излагая цензурную историю пьесы, давал и ее истолкование. Он считал, что преследование «Вадима» было обусловлено только тем, что он появился не вовремя, в 1793 г.; ссылаясь на замечание Евгения Болховитинова, современника Княжнина, что «Вадим» показался набатом, Ефремов продолжал:

«В настоящее время такие ужасные взгляды неприложимы к невинной трагедии Княжнина, ибо вообще «Вадим» не только не заключает ничего вредного, но даже восхваляет монархический принцип. Лица, запретившие пьесу, взглянули на нее крайне односторонне; они не хотели вникнуть в ее идею, а остановились на двух-трех стихах, показавшихся им резкими и «якобинскими», забывая, что не могут же все лица в пьесе говорить одно и то же, и что мнимо резкие тирады ничего не значат при общем впечатлении пьесы, представляющей Рурика благодушным властителем, снабженным всеми возможными добродетелями и спасителем Новгорода от необузданной свободы, междоусобий и самоуправств. Будь «Вадим» напечатан раньше пятью, шестью годами и он прошел бы, не возбудив осуждения».

В этом своем взгляде на «Вадима» Ефремов развивал точку зрения, высказанную, правда, более осторожно, еще ранее М. Н. Лонгиновым в его статье «Я. Б. Княжнин и его трагедия «Вадим» («Русский Вестник», 1860, февраль, кн. 2). Следует указать, что Ефремов, по всей видимости, был принужден подчеркивать «невинность» трагедии Княжнина, желая таким образом оправдать перед властями возможность перепечатки ее. В 1881 г. появилась статья В. Я. Стоюнина «Княжнин - писатель» («Исторический Вестник» № 7-8); В. Я. Стоюнин считает, что и республиканец, и монарх, - каждый по-своему хорош в трагедии Княжнина. При этом, по его мнению, «вся трагедия наводит на такую мысль: добродетельному монарху не следует бояться республиканских идей посреди народа, который его любит и которому он хочет благотворить».

В. Саводник, издавший в 1914 г. «Вадима Новгородского» (по тексту списка начала XIX в.), в предисловии к этому изданию излагает мысль о том, что Княжнин в своей трагедии проповедовал идеал добродетельного монарха в лице Рурика. Он подчеркивает, «что республиканские тирады Вадима, с их восхвалением свободы и резкими выпадами против неограниченной власти, вовсе не стоят особняком в русской драматургической литературе того времени, - и если выражение этих идей и чувств в трагедии Княжнина вызвало цензурные преследования, между тем, как Николев за свою трагедию удостоился благоволения государыни, то это, по верному замечанию акад. Су-. хомлинова, объясняется только тем, что произведение Николева появилось до революции, а «Вадим» был напечатан после нее».

Далее он пишет: «Касаясь вопроса о том, насколько справедливы были выставленные против Княжнина обвинения в проповеди республиканских идей, мы безусловно должны притти к отрицательному выводу. Хотя несомненно, что Княжнин до известной степени усвоил себе многие воззрения французской просветительской философии XVIII в., отразившиеся и в его произведениях, однако у нас нет данных предполагать, чтобы он был склонен к каким-либо крайним выводам, особенно в области политических идей… Рурик, а вовсе не Вадим, является настоящим героем трагедии, - и вся она, взятая в целом, производит впечатление апофеоза монархической «власти».

Ю. Веселовский в своей брошюре «Я. Б. Княжнин» приближается к аналогичному взгляду: хотя он не считает «Вадима» монархической трагедией, он все же думает, что борьба между двумя мировоззрениями, - монархическим и республиканским, - осталась в трагедии неразрешенной. «При таких условиях не может быть речи о чисто республиканском характере знаменитой и злополучной пьесы», - говорит Ю. Веселовский. Таким образом, буржуазная критика старалась «обезвредить» княжнинскую трагедию, как она старалась обезвредить и Радищева. Под влиянием этой традиции находился и Г. В. Плеханов, старавшийся доказать в своей «Истории русской общественной мысли», что Княжнин был «верным подданным Екатерины II».

К вопросу о «Вадиме» возвращается М. А. Габель в статье «Литературное наследство Я. Б. Княжнина» («Литературное наследство», № 9-10, 1933). Она приводит мнения по этому вопросу не только указанных выше ученых, но и тех, которые считали «Вадима» пьесой радикальною, не лишенной революционности. Так, например, И. И. Замотин толкует образ Вадима как образ Брута, остающегося даже и в момент своей смерти на высоте своего республиканского призвания. Замотин считает, что Княжнин в «Вадиме» - республиканец, что он на стороне Вадима, несмотря на наличие «возвеличения просвещенного абсолютизма» в лице Рурика. М. А. Габель в свою очередь показывает, что Княжнин оправдывает в трагедии Вадима, делает своим героем его, а не Рурика. При этом она говорит о том, что Вадим - не демократ-республиканец, и, подобно самому Княжнину, он является представителем дворянской, аристократической фронды против деспотии, самодержавия, в частности против Екатерины II.

На статью М. А. Габель ответил проф. Н. К. Гудзий в № 19-21 того же журнала (1935 г.) в статье «Об идеологии Княжнина». Н. К. Гудзий отвергает толкование Вадима, данное Габель, и отчасти Замотиным. Он убедительно доказывает неправильность тезиса М. А. Габель об аристократизме Княжнина, о его якобы близости к Щербатову. Н. К. Гудзий приводит ясные доказательств и относительно демократической позиции Княжнина в его комедиях и операх, и того, что его Вадим - не вельможный фрондер, а «защитник идеи народоправства», «радетель о благе народа вообще, а не только вельмож». Но затем Н. К. Гудзий совершенно непоследовательно заявляет, что основной смысл «Вадима» - «апология просвещенной монархической власти, воплощавшейся на практике для Княжнина в деятельности Екатерины II, и нет никаких поводов подозревать в трагедии наличие какого-либо скрытого критического отношения к этой власти». К сожалению, Н. К. Гудзий не подкрепляет этого тезиса ничем, кроме указаний на то, что Рурик говорит о себе как о благодетеле народа, сохранившего вольность. Между тем, трагедия, как это было ясно и Екатерине II, и другим современникам, не скрыто , а совершенно открыто выражала критическое отношение к деспотии. Что же касается неоднократно приводившегося в буржуазной литературе аргумента, что, мол, жизнь Княжнина, чиновника и дворянина, не допускает мысли о том, чтобы он впал в ересь против деспотизма, - то приведенные выше данные о «Росславе», о рукописи «Горе моему отечеству», как и вообще анализ произведений Княжнина, показывают, что «Вадим» именно как антимонархическая трагедия явился естественным выводом из всего его творческого пути.

Комедии Княжнина

Среди драматических жанров классицизма в русской литературе наименьшим распространением пользовался тот, который у французов считался вторым после трагедии по степени «важности», - большая комедия в стихах. Николев и в особенности Княжнин взялись за разработку этого жанра. Николев еще юношей написал «Самолюбивого стихотворца», комедию характера, по терминологии классиков. Княжнину принадлежат две большие комедии в стихах - «Хвастун» и «Чудаки». Обе они неоригинальны: первая - переделка из комедии Брюйеса «Значительный человек» («L"important»), вторая - из комедии Детуша «Странный человек» («L"homme singulien»). Но обе комедии Княжнина в то же время - вполне русские комедии, потому что переимчивому драматургу удалось насытить их русским содержанием. И «Хвастун», и «Чудаки» - не комедии одного характера; скорее это комедии социальные, поскольку не анализ того или иного личного порока интересует Княжнина, а доказательство определенного социального тезиса. Тема «Хвастуна» - увлечение русского дворянства знатью, чинами и должностями, ажиотаж фаворитизма, приводящий к подлости и утере, собственного достоинства. Герой комедии, хвастун Верхолет, выдает себя за важного вельможу «в случае», фаворита, - и окружающие его верят, что он может мгновенно сделать дурака сенатором, возвысить любого человека или погубить его и т. д. Как всегда в комических жанрах у Княжнина, пьеса ведется в тонах гротеска, карикатуры, построена на условных преувеличениях. Но тема ее злободневна, остра и вполне реальна. Практика екатерининского двора была такова, что ничего невероятного не было в головокружительных возможностях молодого ловкого выскочки-придворного. Никому и в голову не приходило интересоваться тем, за что человек вознесен так высоко, поскольку ежедневно любой проходимец, приглянувшийся царице или угодивший Потемкину, мог стать властителем тысяч людей, хозяином сената, вельможей. Отсюда повальное развращение дворян, особенно столичных, более или менее втянутых в круговорот фантастических карьер и столь же необоснованных опал. Таким образом, Княжнин поставил тему, подводившую к вопросу о фаворитизме, об утере дворянством благородной независимости, о продажности дворянства, купленного чинами и подачками двора. Он вывел на сцену не только провинциалку Чванкину, готовую отдать дочь насильно за Верхолета только потому, что он «случайный» человек, но и дядю самого Верхолета, дурака и невежду Простодума, провинциального помещика, который тоже хочет лезть в знать, раз у него племянник в такой чести. И вот Простодум готов отдать свои деньги Верхолету, готов всячески унижаться даже перед лакеем племянника, готов сам сделаться слугой Верхолета, готов хотя на брюхе ползать в надежде стать сенатором, - потому что именно ползанием на брюхе можно было легче всего добиться сенаторства. При этом Простодум - вообще собирательный тип помещика; он не только дикарь, но он еще жаден, жесток, низок, он изверг-крепостник. Он хочет стать сенатором только для того, чтобы все его соседи по имению захирели от зависти, и более того, он замышляет против них агрессивные действия:

Я также их пожму во время сенаторства,
И покажу мои им разные проворства;
Покрепче буду их держать в моих руках,
И, как на собственных, на их косить лугах.

Так ты лишь для себя быть хочешь барин сильный?

Простодум

А для кого ж? И вот каков вопрос умильный!
Неужто для других?

Мы узнаем об умении Простодума «проворить»; он говорит:

Три тысячи скопил я дома лет в десяток,
Не хлебом, не скотом, не выводом теляток,
Но кстати в рекруты торгуючи людьми.

Конечно, по правилу жанра, комедия кончается благополучно: Верхолет разоблачен, как Хлестаков. Простодум лишился своих денег и посрамлен и т. д. Но ведь это только закон жанра, обязательный для Княжнина-классика, а закон жизни был другой, и все зрители хорошо знали это. В жизни Простодум становился сенатором, Верхолет правил делами в государстве, его слуга Полист, жулик, делался также важной персоной, несмотря на «низкое» происхождение, а добродетельные дворяне, противопоставленные Княжниным всей этой компании. Честен и его сын Замир, могли за сопротивление знатным людям попасть в очень неприятную переделку.

Честон и Замир - это как бы Стародум и Милон комедии Княжнина, это идеальные дворяне, каких на самом деле нет, и которые в сущности уже не дворяне, а граждане. Честон еще сохраняет сумароковскую концепцию дворянства, как и Стародум, но в общем контексте комедии его проповедь не имеет узкоклассового характера. Замир, сын Честона, - это как бы ранний и, конечно, отдаленный еще предшественник Чацкого; он не просто обычный «первый любовник»; его несдержанная пламенность, его бурные порывы, его ненависть к негодяям, хотя бы и в «случае», - все это предсказывыет образ юноши-героя, проповедника свободных идей, хотя сам Замир интересуется не политикой, а своей любовью. Нет необходимости останавливаться столь же подробно на содержании «Чудаков» Княжнина. Это комедия с довольно сложной и забавной интригой, также гротескная; в ней Княжнин вывел на сцену целую галерею типов: тут и госпожа Лентягина, дочь знатных родителей, вышедшая замуж за богача, сына кузнеца, и гордящаяся выше меры своим происхождением; тут и Ветромах, аристократ, галломан, презирающий свое отечество, также гордый своей знатностью, но ради денег готовый унижаться как угодно; тут и всеобщий подхалим Трусим, и тупой вояка-майор, и подьячий-сутяга, и судья, и стихотворцы - Свирелкин, пасторальный поэт и одописец Тромпетин, и «смиренная ветреница» Улинька, и сентиментальный вздыхатель Прият, помешанный на романах и идиллиях сусально-трогательного стиля. Последние два персонажа примечательны: в сюжете комедии они играют роль влюбленных, которые в конце пьесы и сочетаются браком, несмотря на всяческие препятствия; но Княжнин отказался от устаревшей традиции делать их идеальными героями. Его сатирический пафос заставил его всех поголовно героев своей пьесы снабдить отрицательными чертами; в результате получилась злая сатира на дворянское «общество» в целом. Не лишен отрицательных черт даже центральный герой комедии - богач Лентягин, вызывающий, однако, явную симпатию у Княжнина.

Дело в том, что тема всей комедии - борьба Княжнина с предрассудком дворянства, считающего себя высшей кастой. Против гордости, чванства происхождением выступает Княжнин. Его Лентягин - сын кузнеца, и он гордится этим; он лишен изысканного воспитания и он презирает внешний лоск аристократизма. Он сторонник равенства всех людей, он велит своему слуге сидеть в его присутствии, называть его, барина, на «ты»; он объявляет этого слугу своим другом и собирается отдать за него свою дочь. Он нисколько не упоен тем, что стал дворянином, и ищет в человеке человека, а не звания. Вся эта философия равенства несомненно нравится Княжнину. Но он сделал Лентягина не только мудрецом, но и чудаком, и притом соней-лентяем. Последняя черта лишь очень слабо намечена в его роли и введена, может быть, ради большей жизненности образа, либо для сохранения общего колорита комедии-сатиры и буффонады, а может быть, и вероятнее всего, из опасения слишком явно высказывать столь «разрушительные» идеи. Характерно, что Княжнин не напечатал «Чудаков», и комедия была опубликована только после его смерти.

Существенным завоеванием обеих больших комедий Княжнина был их стиль и вообще вся манера вести диалог. Княжнину удалось выработать легкий, разговорный, местами очень остроумный стихотворный язык, являющийся непосредственной подготовкой стиха «Горя от ума». Вообще говоря, и «Хвастун», и «Чудаки» во многом явились предшественниками великой комедии Грибоедова. Княжнин сумел рассыпать в своих комедиях немало живых сатирических деталей, характерных штрихов быта, правда, не столько показанных на сцене, сколько заключённых в речах действующих лиц (такова уж была тенденция классицизма), и эти детали иной раз напоминают живые образы «Горя от ума», как и общий замысел комедии - социальной сатиры. Есть у Княжнина даже отдельные места, как будто непосредственно отразившиеся у Грибоедова.

Вот, например, Ветромах в «Чудаках» рассуждает о русском языке:

По нужде говорю я этим языком
С лакеем, с кучером, со всем простым народом,
Где думать нужды нет. А с нашим знатным родом,
Не знав французского, я был бы дураком.
Скажите, как бы мне влюбиться было можно?
Je brule, je languis! мне как бы то сказать
Прелестной Улиньке? Неужто бы мычать:
Я млею, я горю - fi done!..

Не напоминает ли это пассаж Грибоедова о переводе слов madame, mademoiselle? Или вот подхалим Трусим рассказывает:

У милостивца мне Андроса то случилось:
В тот раз чихнув, платок изволил уронить,
Обрадовавшись, я вдруг низко поклонился;
И, чтоб в усердии других опередить,
Как самый быстрый конь платок поднять пустился.
Пол гладок был как лед, я как-то зацепился,
И ногу повредил, ударившись виском,
Был долго болен я, с тех пор и глух и хром.

Лентягин

О низость!

Склизость? Да и пол был вытерт воском.

Лентягин

Я низость говорю.

Хоть низко я упал,

Но я расшибся весь на этом месте плоском,

Нет нужды…

Если политическая тема, - самодержавие и отношение к нему, - была основой наиболее значительных трагедий Княжнина, если темы дворянского общественного уклада освещались в его комедиях, то основная социальная тема - крепостное рабство - нашла свое отражение в самом, казалось бы, «невинном» из драматических жанров того времени, в комической опере.

Комические оперы Княжнина

Крестьянская тема стала достоянием русской комической оперы, начиная с «Анюты» Попова, т. е. с начала существования этого жанра в нашей драматургии. В 1779 г. в Петербурге была поставлена на сцену комическая опера Княжнина «Несчастие от кареты». Опера имела успех. Это пьеса о помещиках и крестьянах, веселая и в общем довольно безобидная, но ставящая все же вопрос о рабстве, осуждающая социальную практику русских помещиков. При этом опера Княжнина вводит новую существенную тему по сравнению со своими предшественницами в русской драматургии (Попов, Николев) - тему национальной культуры и, пожалуй, национальной гордости. Помещики Княжнина, господин и госпожа Фирюлины, - галломаны из породы тех, которых высмеивали Сумароков, Фонвизин, Николев. Но их помешательство на всем французском и презрение ко всему русскому сочетается с жестокостью и варварством по отношению к крепостным; это сочетание более глубоко освещает тему галломании; для Княжнина антинациональные увлечения Фирюлиных - одна из отрицательных сторон именно помещичьей культуры или, вернее, бескультурья, выражение антинародного характера власти помещиков.

В основе «Несчастия от кареты» лежит сюжет, много раз использованный и французской, и русской комической оперой: соперничество в любви злодея-приказчика и добродетельного молодого крестьянина. Но суть оперы составляет не сюжет, непременно, по закону жанра, законченный счастливой развязкой, свадьбой угнетаемых влюбленных, - а картины крепостничества: грабитель-приказчик, тиран деревни, помещик, которому нужна новая карета и который поэтому приказывает приказчику «нахватать» крестьян и продать их в рекруты, бесправие крестьян. Местами у Княжнина смехотворность уступает место горькой иронии: Лукья-на, молодого парня, влюбленного в Анюту, героиню оперы, хватают, чтобы продать в рекруты; он негодует. Барский шут говорит ему: «Сам виноват. Ты вырос так, что можно на тебя купить около трети кареты; не вырастать было так дорого». Сам Лукьян говорит: «Боже мой, как мы несчастливы: нам должно пить, есть и жениться по воле тех, которые нашим мученьем веселятся и которые без нас бы с голоду померли». Вся опера выдержана Княжниным в тонах карикатуры; на реалистическое воспроизведение действительности она не претендует; но ее тема и самое разрешение этой темы были прогрессивны и отвечали на вопрос действительности.

Почти все другие комические оперы Княжнина менее значительны и не имели большого успеха (например «Скупой», пьеса построена на мотиве, заимствованном из одноименной комедии Мольера), «Притворно сумасшедшая», переделка комедии Реньяра, «Любовные безумства» («Les folies amoureuses»), «Мужья своих жен», сюжет которой построен на мотивах комедии Мариво «Игра любви и случая» и Леграна «Любовник-курьер». Наоборот, очень популярна была комическая опера Княжнина «Сбитенщик» (1783), веселая пьеса-буффонада, по сюжету также не самостоятельная; она составлена из «Севильского цирюльника» Бомарше (1775) и «Школы мужей» Мольера; в ней рассказывается, как остается в дураках старый купчина-опекун, который хочет жениться на своей молоденькой воспитаннице. Роль Фигаро играет уличный продавец сбитня (напитка), Степан, такой же ловкий, находчивый, веселый, все видавший на свете и несколько циничный, как сам Фигаро. Появление этого подобия бессмертного героя Бомарше на русской сцене было само по себе замечательно. В сознании Княжнина, видимо, сильно пошатнулось представление о незыблемости устоев феодального общества, и он приветствует появление в нем нового героя-дельца и ловкача. Но следует подчеркнуть, что Степан Княжнина - это Фигаро «Севильского цирюльника», да и то без острой социальной окрашенности его, но уж никак не герой «Женитьбы Фигаро», пьесы, которую Наполеон Бонапарт назвал «революцией уже в действии» (впрочем, ведь «Женитьба Фигаро» появилась на год позднее «Сбитенщика», в 1784 г.). Отмечу, что современники Княжнина считали, что «Сбитенщик» написан в «угодность русскому партеру и райку», т. е. наиболее демократическому зрителю.

Параллельно с развитием и углублением творчества Княжнина шла работа Николева в литературе, и в частности в драматургии.

Примечания

171. Список «Ольги» хранится в библиотеке им. В. И, Ленина в Москве. Обстоятельные сведения о трагедии сообщены в статье: Габель М. «Литературное наследство Я. Б. Княжнина» // Лит. наследство. № 9-10. 1933. Сюжет «Ольги» заимствован из трагедии Вольтера «Меропа».

172. Мы останавливаемся здесь только на основных этапах полемики по поводу Вадима, опуская второстепенные.

173. Замотин И. И. Предание о Вадиме Новгородском в русской литературе, Воронеж, 1901 (Оттиск из «Филологич. записок». С. 44.)